Политика
Терроризм и транзит власти – политические тренды года
Досым Сатпаев, кандидат политических наук, директор «Risks Assessment Group»Первая половина 2016 года была богата на различные политические события, которые указывают на несколько интересных трендов, как в социальной жизни, так и внутри политической элиты.
Давление в котле нарастает
20 марта текущего года в стране прошли парламентские выборы. Большинство голосов набрала партия «Нур Отан». Она получила 82,15%. На втором месте оказалась партия «Ак-Жол» (7,18%). На третьем месте Коммунистическая Народная Партия Казахстана (7,14%). Таким образом, в нижней палате мажилиса снова появились те же самые партии, которые были в предыдущем составе парламента.
Как известно, решение о самороспуске действующий состав парламента принял сам еще 14 января текущего года. Официальной причиной досрочных парламентских выборов было названо то, что в стране наблюдается экономический кризис, и поэтому нет смысла тянуть с парламентскими выборами. В любом случае, досрочные выборы не превратили парламент в того самого коллективного преемника, который мог бы выступить гарантом мирного транзита власти. Хотя президент Казахстана снова заявил о возможной трансформации политической системы страны, в том числе путем внесения изменений в конституцию страны. То есть Нурсултан Назарбаев в очередной раз поднял тему создания в республике президентско-парламентской республики.
Тезис о возможном изменении политической системы активно звучит в общественном поле последние несколько лет. Например, в марте 2015 года, во время XVI съезда партии «Нур Отан», глава государства говорил о возможности начать конституционную реформу с целью усиления роли парламента как коллективного преемника. Кстати, кроме президента, эту тему также с определенной регулярностью поднимает и спикер сената парламента Касым-Жомарт Токаев.
Интересно то, что за несколько дней до выборов 20 марта, в интервью одному из российских СМИ, спикер верхней палаты парламента снова говорил о том, что роль парламента в республике будет возрастать. Вряд ли все это является случайностью. Такой сценарий прорабатывается. И с точки зрения долгосрочной стабильности, в этом есть смысл. Так как при такой системе, парламент становится не просто более сильным игроком. Он может выступить противовесом «теневым» олигархическим группам. Только в этом случае у парламента есть шанс стать одним из гарантов сохранения политической стабильности, особенно, в период транзита власти.
При нынешнем составе слабых, неэлекторальных и непопулярных партийных участников, ожидать от парламента качественного роста вряд ли стоит. Любая попытка усилить парламент не на словах, а на деле, автоматически потребует внести изменения в партийное и избирательное законодательство, сделав его более либеральным. Власть не готова пойти на это.
Вся загвоздка в том, что реальное разделение властей предполагает наличие независимого мандата доверия, как у президента, так и у парламента. Но если создавать уже упомянутую президентско-парламентскую модель, то тогда автоматически должен подниматься и статус премьер-министра, который должен быть не просто техническим менеджером или креатурой той или иной теневой группы, но также иметь и определенный политический вес. В таком случае, президенту надо будет смириться с тем, что на политической сцене могут появиться новые политики.
Пока же в последнее время в Казахстане наблюдается прямо противоположный процесс: политическое поле очистили от всех самостоятельных и перспективных игроков, которые могли бы оперативно реагировать на нейтрализацию протестных настроений в обществе. Но такая политика привела к росту социального напряжения. Это показали митинги против изменений в Земельном кодексе. Первый несанкционированный митинг прошел на западе Казахстана в конце апреля текущего года, в городе Атырау.
Следует отметить, что это был самый больший митинг в Казахстане за последние годы. Интересно отметить, что в Земельном кодексе еще в 2011 году появилась возможность продажи земли иностранцам. В частности, иностранцы могут купить земельные участки для строительства жилых зданий или для производства. В то же самое время, покупать сельскохозяйственные земли было запрещено. При этом, основные страхи у населения существуют по поводу увеличения числа китайцев, которые захотят взять землю в аренду.
Но власть решила пойти на опережение, и поэтому президент страны принял несколько решений, которые должны были снять социальное напряжение по поводу земельного вопроса. Во-первых, он отправил в отставку министра национальной экономики Ерболата Досаева, а также министра сельского хозяйства Асылжана Мамытбекова за плохую информационную работу с населением по разъяснению новых поправок в Земельный кодекс.
Во-вторых, президент наложил временный мораторий на четыре поправки, внесенные в Земельный кодекс, в том числе по увеличению сроков аренды для иностранцев. В-третьих, по поручению главы государства была создана комиссия по земельной реформе для обсуждения и разъяснения норм Земельного кодекса и выработки предложений. Результатом работы этой комиссии стало сохранение президентского моратория на поправки в Земельный кодекс сроком на 5 лет, а также еще несколько косметических поправок для того, чтобы успокоить общество.
Но параллельно с работой комиссии, в разных городах Казахстана начались задержания и аресты наиболее активных сторонников митингов 21 мая против продажи и аренды земли. Также были арестованы организаторы первого апрельского митинга в Атырау, среди которых был и Макс Бокаев, который отказался войти в Земельную комиссию. Но земельные протесты в стране произошли не только из-за поправок в Земельный кодекс, а как выражение общего протеста по отношению к тому, что делает или, наоборот, не делает власть.
Как показывает практика, социальный взрыв может произойти в любое время по любому поводу с разным составом участников, главное, чтобы для этого созрели благоприятные условия. При этом в большинстве случаев в основу этих социальных взрывов «детонаторы» часто закладывает сама власть, неэффективно реализуя социально-экономическую политику или не оценивая возможные риски от принятия тех или иных, государственных решений. Кстати, последний момент является довольно важным для Казахстана.
В принципе, все это говорит о том, что если центральные и региональные власти не перестанут жить по принципу «после меня, хотя потоп» и не научатся анализировать все возможные последствия своих действий и решений в среднесрочной и долгосрочной перспективе, страну постоянно будут сотрясать социальные взрывы разной мощности и с разной периодичностью.
В качестве одного из главных организаторов и спонсора земельных митингов был назван казахстанский бизнесмен Тохтар Тулешов, которого обвинили в попытке совершения государственного переворота посредством организации акций протеста и массовых беспорядков. Тохтар Тулешов являлся одним из авторитетных и влиятельных бизнесменов на юге Казахстана. Якобы на фоне политической дестабилизации шымкентский бизнесмен планировал сформировать так называемое альтернативное правительство и изменить структуру действующей власти.
В частности, Тулешов, по версии следствия, хотел стать вице-президентом Казахстана и в дальнейшем возглавить государство. Хотя это довольно странно, учитывая, что в республике уже давно упразднена должность вице-президента. При этом неясно, кто должен был быть президентом. Кроме него, к уголовной ответственности привлекается 25 лиц, около 300 проходят в качестве свидетелей. Среди арестованных есть как представители военных структур, так и бывшие чиновники. Также непонятно, как мог Тохтар Тулешов захватить власть посредством организации митингов и акций протеста, если на данный момент это практически невозможно, так как внутри политической элиты Казахстана у действующего президента нет явных и серьезных противников.
Более того, значительная часть элита мобилизована вокруг президента, рассматривая его как гаранта сохранения внутриэлитного баланса и удержания собственности. Кроме этого, президента поддерживает и значительная часть казахстанского общества, в первую очередь, разные этнические группы, которые видят в нем гаранта сохранения межэтнической стабильности. То есть у Тохтара Тулешова не хватило бы возможностей для полной смены власти. Максимум, что он мог сделать, так это захватить власть в отдельно взятом регионе. И это при том, что в других регионах существуют свои региональные элиты, которые вряд ли позволили бы ему организовать эти митинги без их разрешения.
Все это говорит о том, что Тулешов на самом деле может быть только пешкой в борьбе внутриэлитных групп, где одни группировки пытаются дискредитировать другие, обвиняя их во властных амбициях и в связях с шымкентским бизнесменом. В то же самое время, ключевая проблема заключается в том, что существующая ныне система сдержек и противовесов на региональном уровне такая же зыбкая, как и в центре. Все может разрушиться в период транзита власти, когда жесткий контроль Астаны временно ослабнет, как и вся исполнительная вертикаль. Тем более, что уже сейчас можно наблюдать некоторые признаки ее деформации, в виде большого количества проваленных государственных программ развития практически во всех регионах.
Но любое ослабление центра даст хороший повод более амбициозным региональным группам включиться в политическую борьбу, используя разный инструментарий, в том числе и через контролируемую напряженность. Тем более, что в их мобилизационной поддержке будут нуждаться некоторые игроки в центре. Если это произойдет, то страна может оказаться в очень опасной фазе, когда вместо одного наполеона, в стране появится большое количество маленьких наполеончиков с претензиями на власть всех уровней.
Но если обвинения по поводу государственного переворота вызывали сомнения, то угроза роста террористических рисков в стране в этом году была вполне реальной. Это показали теракты в Актобе и в Алматы. Официально события в Актобе в июне т.г. были обозначены как теракт с участием «приверженцев радикальных нетрадиционных течений». Чуть позже нападавших причислили к салафитам.
Кстати, еще в 2013 году КНБ сообщал о том, что на территории Казахстана действуют 24 радикальные салафитские организации, в которые входят около 500 человек. Интересно то, что председатель комитета по делам религий Министерства культуры и спорта Галым Шойкин сообщал, что в республике насчитывается около 15 тысяч последователей салафизма. Понятно, что он имел в виду общее количество приверженцев этого религиозного направления, среди которых не обязательно могут быть одни экстремисты. Но проблема в том, что все эти цифры лишь путают население.